Всё верно, мой мир уж ничему не изменить
Дорога в извне
Автор: Vivaldi (ficbook.net/authors/89204) / Эсмагияр
Фэндом: Bleach, Naruto (кроссовер)
Персонажи: Трое чуунинов из Киригакурэ, Сакура, её сын и целый остров неизвестных
Рейтинг: R
Жанры: Гет, Экшн (action), Философия, AU
Предупреждения: OOC, ОМП, ОЖП
Размер: планируется Миди
Кол-во частей: 3
Статус: в процессе
Описание: Дзандза Мутсуки мечтал стать шиноби в новом мире, основанном легендарной командой 7, а нашёл свободу. Коусеки И искал знаменитую Харуно Сакуру, гнался за её следами и надеялся поговорить с живой мечтой, а нашёл того, кого она любит больше всего на свете. Харуно Сакура скиталась по свету, надеясь принести с собой исцеление и новые идеи, а принесла на свет дитя, ввязвшись в новое приключение, и зародила стремлеие к свободе в душах тех, кого когда-то вылечила.
Посвящение: Я хотела бы подарить это своей аназе, но ей не понравится. Ей ведь ещё переводить это.
Публикация на других ресурсах: Только ссылку на первоисточник, то есть, на Фикбук, или сюда
Примечания автора: Сразу говорю, в истории две линии, причём в разных временах, так что, не ищите между ними особой связи, пока они сами не сольются в одну.
А вообще...
1) С*ка, кроссовер! Кроссовер, Карл!!
2) 700 глава и последний фильм для меня – ересь.
3) Ересь с Квинси тоже забудьте. Я буду использовать лишь бэкграунды шинигами и арранкаров.
4) Ойбля, эта ересь отняла мою пространственно-временно-Сакуровую девственность. Была у меня в начале 2015 одна идейка, которая пыталась и пыталась старательно, но силёнок не хватило. А вот, вот, вот, вот это, вот оно – даааа.Я буду очень стараться сделать так, чтобы всё было как можно логичнее, и при этом повернуть историю так, как я хотела. Экшон включён.
5) Как вы видите, ереси много, и я не жалею ни одного слова. Я это напишу и опубликую. Здорво, аааачешуенно.
Глава 1 Дзандза Мутсуки — 1
В детстве Мутсуки часто говорили, что он похож на девчонку. Мама сомневалась, стоит ли отдавать его в академию, ведь в шиноби больше нет необходимости.
— Мутсуки, ты ведь такой милый мальчик, зачем тебе становиться шиноби?
— Папа был ниндзя, — гордо отвечал шестилетний мальчик, и его ореховые глаза сияли. Своего отца он совсем не помнил.
Мама качала головой и отвлекала его на мороженое. Лакомством пахло ещё один год, а потом мама умерла, упав с лестницы. С тех пор Мутсуки ненавидит лестницы, и когда сенсей научил их команду направлять чакру в подошвы ног, тренировал умение, чтобы более никогда не проигрывать гравитации.
Вообще, Мутсуки быстро вытянулся, впитал в себя академические знания и познал безнадёгу безответной влюблённости. Он не попал в одну с Миой команду и нескоро забыл выискивать её белую кофточку и неизменный хвостик в толпе. Он не переставал представлять, как им было бы здорово вдвоём у реки или на дереве при Луне. Он же был лучше этого Гото – так почему?
Поначалу Мутсуки восторженно думал, что он таки наконец-то ниндзя, у него есть самый настоящий хитай, и это было потрясающе, завораживающе, волнительно и прочее, прочее. В день выпуска зажёг благовония на могилах родителей и гордо сказал: «Я шиноби».
Наутро он познакомился с командой, восторг немного помутился от крикливой грубиянки Чиэ и подозрительного И. От того, кем был их сенсей, по трём генинским спинам пробежал благоговейный табунчик мурашек. Тоору-сенсей, решили они в день его экзамена единодушно, был странным, «зачётным» и «внушал уважение».
Через несколько месяцев однобоких миссий ранга D жизнь генина приелась. Этап познания товарищей своих логично продолжался. С И они сошлись довольно легко. Тот был тихим, мягко улыбался, тушил перепалки и должен был родиться девчонкой, потому что так офигительно готовить должны только девушки. Да чёрт подери, И был бы самой потрясающей девчонкой, думал Мутсуки, мысленно извиняясь перед сокомандником. А потом И сломал руку мужику, который от выпитого саке не мог отличить парня от девушки и полез к нему. Выпрямившийся во весь рост И красиво улыбался, Мутсуки изгнал мысли об андрогинности своего товарища. Сенсей был непунктуален и иногда до усрачки несерьёзен – но это когда кушать хотел, а так джонин был сильным (жилет чуунина он получил на первом же экзамене), весёлым и любил команду. Любил, но не нянчился, что неподдельно радовало. К пацанке Чиэ притереться было сложнее всего. Она ругалась через всю улицу, коротко стригла чёрные волосы и носила широкие штаны, с которыми была бы похожа на мальчика, если бы не грудь. Дополнительное трение создавала её острая неприязнь к Миой.
Мизукаге, которая откровенно и открыто скучала, начала давать их команде мисси ранга C, и на первых порах они все немного нервничали: всё-таки, они покидали деревню на несколько дней, а иногда, если везло – недель. Но потом и это стало привычным. Дни сливались в один бесконечный фильм, трое генинов доверяли друг другу спины и перестали вести счёт одинаковым миссиям. Мутсуки с И согласились с тем, что их Чиэ только их, пусть и пацанка. У Тоору-сенсея оказалась девушка. Гражданка.
Тогда Мутсуки подумал, может, мама опять была права? Может, их профессия и впрямь исчезает? Не так уж много шиноби стояло у столов администрации, а задания были безопасными и однообразными. Чиэ не терпелось взяться за В и А ранги, но их команде было меньше года, а высокие ранги были лишь для чуунинов и джонинов. Сенсей смеялся и говорил, что им, засранцам, повезло: новый мир был дивным.
Всё хотелось спросить у него, как жилось раньше, десять, пятнадцать лет назад, но Мутсуки не решался. Он совершенно не помнил своего отца, а Тоору-сенсей потерял многих товарищей на той самой Четвёртой и, сенсей надеялся, последней мировой войне шиноби.
— Мутсуки, чувак, ты заснул? — Чиэ панибратски положила ему руку на плечо, забывая про свой обширный, кхм-кхм, бюст.
— Да, — ответил генин и высвободился из рук пацанки.
— Не спаааать! Кто вместе со мной будет вышибать дерьмо из бандитов?
— Тоору-сенсей как обычно опоздает, — отметил балансировавший на перилах И, поправляя белую чёлку, — может, вздремнуть не такая уж и плохая идея.
— Эй, малявки! — словно в издёвку раздался довольный жизнью голос.
И добродушно развёл руками и спрыгнул с перил, пока Чиэ хрустела суставами. Мутсуки думал, что на первый взгляд могло показаться, будто она экстраверт с шилом в одном месте, И – хладнокровный гениальный лидер, а он сам – бесталанный зубрила, из которых состоят почти все команды. Теория трещала по швам, правда, потому что лучшее гендзюцу в их поколении было у Чиэ, И был неубиваемым танком, а Мутсуки работал в качестве заводного мачете. Их троица была самой успешной и быстрее оставшихся команд продвигалась вперёд.
Бандиты, которых предсказывала Чиэ перед миссией, соблазнились деньгами их клиентов.
Нет, мама была слишком наивна, если полагала, что в новом дивном мире шиноби не будут нужны.
Глава 2 Харуно Сакура — 1
Это самобытное королевство Каракура было будто расколото на две половины. С виду это была постоянно прогрессирующая страна, в которой среди ровных приземистых домиков с возвышались более практичные и вместительные многоэтажки. За порядком следили люди в строгих чёрных кимоно с катанами за чистыми поясами, а по дорогам сновали повозки и рикши, что смотрелось сюрреалистично на фоне телефонных проводов, больших экранов и ярких вывесок. Однако дворец переносил посетителя в сказку, в сон, в совершенно иной мир. Тамошний король питал страсть к иноземной культуре. Лас Ночес, как его все называли, был построен из ослепительного белого камня, королевская семья и придворные носили чёрно-белые одежды экзотических, но по-своему элегантных покроев, у всех принцев и принцесс были диковинные, непроизносимые имена, как у некоторых их детей и других родственников Его Величества.
Увидев всё это, Сакура долго не могла прийти в себя. Всё было странно, всё было ново. Если бы она осталась в Конохе, она бы в жизни такого удивительного опыта не получила. Да что там, даже её уважаемая наставница, исходившая полсвета никогда не была на этом материке. Лишь ей позволено было прийти сюда одной для того, чтобы осмотреть второго принца, который, как верилось, был очень болен с рождения. Сакура не могла понять, почему эта страна была так закрыта, однако если её умения помогли ей посетить это невиданное никем королевство – она охотно воспользуется этим шансом и получит много удовольствия.
Его Величество лично принял её, и Сакура была поражена, каким молодым он оказался: при том, что у него были взрослые дети, он выглядел немногим старше её самой. Поскольку выглядеть так свежо в его возрасте – Сакура предполагала сорок-пятьдесят – было невозможно, ирьёнин пришла к выводу, что он пользуется услугами особых медиков чаще, чем когда-нибудь признает. Король сидел на громоздком белом троне перед длинным столом со множеством стульев, спинки которых были выше самого правителя. На месте справа от него не отрывал глаз от документа другой мужчина, немного похожий на короля, но с более грубыми чертами лица, возможно, его брат или сын.
— Я полагаю, Харуно Сакура, — голос короля был сладок, как мёд, лишён старческой хрипоты или скрипучести. На лице не было заметных морщин. Действительно, чудеса медицины или запретная техника. Он указал слева от себя: — Присаживайтесь. Вы наверняка устали с дороги.
— Вы очень добры, однако спешу заверить, я в полном порядке, — попыталась отказаться Сакура. Ей было неуютно в жутковатой стерильности и экзотичной безликости дворца, а сидячее положение истончит её уверенность в себе до тонкой ниточки.
— Впереди важный разговор, госпожа Сакура, я настаиваю.
Монархам не отказывали дважды. Чёрт бы побрал этикет.
— Благодарю вас, хейка (1).
Сладкая и уверенная улыбка, плавное движение руки, словно бы королю на троне скучно.
— Познакомьтесь, это первый принц. Принц, познакомься с медиком с материка, Харуно Сакурой.
— Моё почтение, — Сакура терпеливо и вежливо опустила голову.
Мужчина сделал едва заметный кивок и вернулся к чтению документа. Ему было просто скучно и лениво. Короля, видно, забавляла её формальность или её манера говорить. Сакура понятия не имела, как говорили в этой стране, а потому говорила как при дворе даймё не раз и не два. Король задал ещё несколько дежурных вопросов, прежде чем перейти к сути дела.
— Второй принц всегда был несколько отстранён, но тем не менее, выражал определённое рвение к некоторым занятиям. — Король отпил чай, который успели принести, пока они обменивались любезностями, Сакура осторожно держала в руках свою чашку и внимательно его слушала. — Однако в последнее время он потерял интерес ко всему, и я имею в виду ко всему. У него дурной аппетит, и он стал ещё более закрыт, чем прежде.
Признаки банальной депрессии были налицо, и считать это болезнью, требующей лечения..! Что ж, в некотором смысле депрессия действительно была своего рода болезнью, и иногда, когда человек сам не мог преодолеть психологическую преграду, ему требовалась помощь извне. Но неужели у принца совсем не было никого, к кому можно было бы обратиться? Даже у монархов были доверенные лица. Даже у Саске был Наруто.
— Скажите, случалось ли с ним что-то, что могло вызвать такую перемену?
Король видел в этом вопросе логику, и лицо его не переменилось.
— Да, два года назад умерла его супруга. Она продолжительно болела, и с тех пор он стал ещё более нелюдимым.
— Хейка, я могу сразу сказать, что это затяжная депрессия. Беспокоит тот факт, что принц подвержен ей с самого детства. Позвольте мне осмотреть его, прежде чем я сделаю более точный прогноз.
Его Величество понимающе кивнул.
— Разумеется. Тоусен, — словно бы из ниоткуда появился темнокожий худой мужчина в белых очках и почтительно склонился, — проводи госпожу в покои второго принца и удостоверься, чтобы она ни в чём не нуждалась.
— Благодарю, хейка.
Король опустошил чашку.
Тоусен вёл её по белым коридорам с минималистично выделенными дверями и указывал на основные. Сакура отмечала их чакрой, потому что знала, что ничего не запомнит. Как можно было ориентироваться в этой стерильности – было за гранью её понимания.
— Здесь комната Уноханы Ретсу. Если вам что-то понадобится, не стесняйтесь обращаться к ней. Она уже уведомлена о вас.
Сакура на ходу поблагодарила его.
Выйдя за угол, она на обмерла на несколько мгновений, потому что встретила огромное окно, которое щедро открывало ей вид на вечернюю столицу за белоснежными стенами Лас Ночес. Тоусен терпеливо дождался, когда она отвернётся и смущённо отведёт глаза, молчаливо извиняясь за задержку, и они продолжили путь. Сакура не забывала делать отметки. Почему-то её напряжение нарастало. Было ли это от ожидания встречи с особой царских кровей или что-то иное? Ответ не заставил себя ждать.
Тоусен деликатно постучался в одну из дверей и дождался ответа. Куноичи собралась с духом и сделала шаг вперёд.
Она встретилась с белой пустотой и чуть не взвыла. Представив её как медика, Тоусен вышел, оставив её один на один с тем, кого она не могла описать лучше, чем «фарфоровая кукла». Его глаза были королевскими изумрудами, а кожа – безупречно белым камнем, из которого был выточен Лас Ночес. Его речь была суха, тон белее луны, белее снега, белый, как само одиночество, холодный, как бесплодная зима.
Встреча прошла неприятно.
Холодный и надменный принц, больно напомнивший ей двенадцатилетнего Саске, заявил, что в помощи неизвестной женщины не нуждается и что его ждут более важные дела. Сцепив руки по швам и беря гнев за горло, Сакура удачно вставила комментарий про приказ короля, и это несколько примирило его. Примирило, да. Все его ответы были коротки, а в движениях читалось раздражение и вынужденное терпение. Очень скоро он выставил – иначе не скажешь – её за дверь и ушёл по делам.
Тоусен не оставил её у дверей её трудного пациента, ведь ему предстояло сопроводить гостью в её комнату. Сакура послушно следовала за ним, раздумывая, что ей делать с тем, кто отказывался от любой помощи, и пришла к настойчивости и... терпению.
Терпение было в этом дворце повсюду.
Унохана Ретсу была по-королевски изящна и преисполнена достоинства, она не могла быть обычной женщиной. Её певучая речь и уверенные точные движения говорили об интересной биографии или годах полировки. Она наглухо закрывала свою шею и вежливо улыбалась, попросив называть её просто Ретсу.
Когда Сакура попросила рассказать о втором принце, она предложила гостье душистый чай и рассказала ей историю – одну из многих тысяч.
Второй принц был молчалив и высокомерен, однако и в его душу пришла весна в лице красавицы Орихиме. Она была весёлой и нежной девушкой с мягкими рыжими волосами, но всю свою жизнь любила другого и, став невестой принца, сильно опечалилась. Она могла подарить ему заботу, но не любовь и понимала его прекрасно. Смелый воин, которому она сама отдала своё сердце, ещё с юности ухаживал за благородной леди. Тоненькая хорошенькая девушка с бойким характером и острым язычком отвечала на его чувства ласково, охотно, и до их обручения оставалось лишь согласие её старшего брата. Князь думал долго, оценивал, пытался было их разлучить, но двум молодым людям, казалось, всё было нипочём, и он согласился.
— Его можно понять. Маленькая княгиня ведь младшая сестра его почившей супруги, точь-в-точь она. Счастье молодых продолжается, они душу друг за друга и свою дочь отдать готовы, — Ретсу беззвучно опустила чашку, а сердце Сакуры истекало слезами по чужой боли. — Орихимэ же тяжело заболела и два года назад покинула этот мир, а за ней, — вздохнула женщина, — ушло и сердце принца.
Из рассказа Ретсу Сакура поняла, что принц действительно любил свою супругу – впервые, а потому неумело, неловко, самонадеянно, но именно поэтому очень горячо. Угли, оставшиеся на его руках после её кончины выжгли в нём слёзы и чувства, оставив лишь зияющую дыру тоски, и хотя он выполнял свои обязанности принца, он делал это без цели. Он слушался Его Величества беспрекословно, его исполнительность всегда контрастировала с ленностью его старшего брата, однако во втором принце было лишь желание умереть. Он впервые полюбил, и скорая потеря объекта этого сильного и прекрасного чувства превратила его жизнь в пытку.
Сакура не умела лечить такие сердца. Она не сумела исцелить Саске, хотя думала – всем сердцем верила и надеялась, – что сможет. Возвращать к жизни тех, кто уже распрощался с ней, мог лишь Наруто, но здесь была лишь она. Значит, она обязана была научиться. Ей самой было больно от пустоты в глазах второго принца, и она всей душой захотела ему помочь.
К гостье относились с вежливостью и почтением, ей немногое запрещалось и многое прощалось, никаких оскорбительных ритуалов не практиковалось, были лишь общепринятые ограничения по поведению и передвижению, и Сакура была довольно свободна общаться со слугами и расспрашивать обо всём, что могло бы ей помочь. Она была свободна даже разговаривать с принцами и принцессами, если у тех было желание и возможность, что стало для Сакуры удивительным открытием, но не спешила пользоваться этим. Всё, что было ей необходимо, она спрашивала у Ретсу.
Позиция этой красивой женщины во дворе не была ясна: официально она не числилась служанкой или лекарем, не была она и женой короля, но её боялись. Не знала Сакура и её происхождения, при дворе шептались, что она была простолюдинкой и матерью второго принца, но никто не мог этого подтвердить кроме неё самой и короля. Сходства между принцем и странной женщиной оканчивались на чёрных, как смоль, волосах, и говорила Ретсу о королевской семье объективно и по факту.
У короля было несколько жён, и от каждой по два-три ребёнка. Сакура невольно смутилась. Это было крайне, крайне странное королевство. Не то, чтобы на её родине в давние времена этого не было, всё-таки, войны жадно отнимали мужчин, а популяцию нужно было каким-то образом восстанавливать. Но многожёнство было уже очень давно забыто, и сейчас, в мирное время, на отдалённом острове, о котором мало кто знает, это казалось дикостью. Однако Сакура была здесь лишь чужестранкой, не политическим советчиком. За восемь лет в кабинете хокаге могла бы им стать, но ушла раньше.
Война завершила вражду Индры с Асурой, Мадары с Сенджу и всем миром, Обито с несправедливостью мира, Какаши-сенсея с его прошлым, Саске – с Наруто и тьмой в сердце. Сакура тоже, наверное, с чем-то покончила и начала свой путь. Её маятник отсчитал двадцать второй год, она была молода, сильна, мила, возможно, но взгляды к ней приковывали яркие волосы и метка на лбу, не лицо и фигура. Не то, чтобы Сакура не хотела своей семьи и детей. Видя, как жизнь обошлась с её наставницей, видя, как быстро угасает жизнь в шиноби, она предпочла уйти из привычного окружения, увидеть объединённые нации и стать лучше, богаче духовно, сделать кого-то здоровее, подарить свои знания новому миру. Конечно, она скучала по своей Конохе, по друзьям и по Наруто, конечно, она возвращалась домой на счастливую неделю, чтобы повидать Тсунаде и Какаши-сенсея, и Сая, и Ино, и Ямато-тайчо, и остальных, и расспросить про Саске, который гулял по ветру в поисках себя.
День, когда Наруто и Хината поженились, был самым счастливым в её жизни, потому что её лучший друг и названный брат теперь делил путь с любимой женщиной, которая верила в него. Он заслужил это счастье. Её же сердце ушло своей дорогой, и Наруто это понял и принял, и Сакура не могла быть ему более за это благодарна. Она гордилась своим выбором и не оставляла за собой следов из долгов, как её наставница. Она была чуть более удачлива. Однако что наставницу, что её ученицу не нашло семейное счастье. Тсунаде горько улыбалась, когда Сакура уходила по её же тропе, но одна и для одиночества. Сакура выпрямилась и попрощалась с домом, учителями, друзьями. Куноичи уходила в мир.
И сейчас, два года спустя, она, увидевшая гнев моря и щедрость рисовых полей, стояла у двери в покои принца далёкой страны и собирала свой молодой огонь в кулак, что в вбить в упрямца желание жить. Никто не смел глупо морить себя голодом, когда их лечила Харуно Сакура, будь он хоть Учиха, хоть принц, а хоть и сам король.
Примечание к части:
1 — 陛下 [heika] — обращение в императору, но поскольку в Наруто верховной властью в странах обладали дамё, полагаю, к ним обращались именно так, поэтому Сакура использует именно это обращение к королю. По-моему, догадаться, кто это, несложно.
Глава 3Харуно Сакура – 2
Вид из показавшегося в первый раз таким широким окна уже не вызывал прежнего восторга. Шёл ранний октябрь. Каракура отцвела ранним летом, сейчас же погружалась в медленный сон, и Сакура шла мимо унылого и скучного зрелища.
Его Величество в белоснежной зале на белоснежном троне казался очень довольным, его улыбка приелась и скрипела на зубах хандрившей женщины. Ей хотелось тёплого домашнего печенья и избавиться от взгляда не по годам молодого короля. Паранойя издевалась над своими жертвами.
— Я вижу огромный прогресс, госпожа Харуно. Ваше лечение даёт плоды.
— Принцу лишь нужно расширить круг знакомых и интересов, а активные занятия закалят его тело и иммунитет. Эти рекомендации просты, но действенны.
В конце концов, невозможно «жить», сидя в своей комнате. Да, второй принц вернул прежнюю искру и стал живее, быстрее и решительнее, чем когда-либо, но это было вовсе не от лекарств, упражнений или чудес чакры, да разве можно была сказать правителю правду?
Когда Сакура узнала, что беременна, её радость охватила самая обыкновенная девичья паника. Её несколько беспокоило отсутствие регулов, но после нескольких ночей... На белоснежном дворе стоял март, а её анализ был точен. Она решила покинуть Каракуру, пока это ещё не было заметно – да принц не отпустил, не выпустил из рук. Он убил часть её страхов, признав ребёнка и приставив к ней Рецу. Но Сакура всё ещё боялась слуг, короля и его семьи, боялась выдать себя и тратила много чакры на иллюзии и заглушки. Сакура сдерживала темперамент и ела у себя в комнате, чтобы не вызывать подозрений. Рецу сказала, что опытные знали, да только подтвердить не могли, раз живота не было видно – гендзюцу и чёрные хакама скрывали его надёжно, Рецу даже сперва удивилась, что было большой редкостью. Она многое умела и рассказывала, и Сакура до сих пор не знала её статуса при дворе. Рецу касалась препаратов с брезгливым, осторожным уважением, словно говоря: «Ах, вот и вы, мой драгоценный враг».
Дела требовали скорейшего внимания короля, он отпустил Сакуру, и она поскорее направилась в свою обведённую заглушающим дзюцу комнату. Там её ждал белый и прекрасный, как луна, принц.
— Я думала, что вы занимаетесь делами, — сказала она, плотно закрыв дверь.
— Тебе не стоит много ходить, — он, как узнала Сакура почти сразу же после знакомства, всегда переводил тему или же отвечал действиями.
— Я беременна, но не больна, — упрямо возразила она. Он ответил несравнимо смягчённым взглядом и привлёк её к себе. Костюм в один слой – и биение сердца было отчётливо слышно, как и в апреле, когда весна в Каракуре ещё гуляла, а принц упрямился и не делал жить.
«У меня нет сердца», — резко ответил он, глядя холодно, враждебно и больно. Саске в юношестве смотрел так, когда говорил о своей мести. Сакура порывисто приложила руку к закрытой белой тканью груди и воскликнула: «Да вот же оно!»
Глаза второго принца расширились от удивления и всепоглощающей боли.
«Вот же оно», — почти умоляюще повторила она, слыша стук, не впервые чувствуя жизнь под своими руками и так дорожа ею.
Возможно, именно тогда принц и начал оттаивать и пустил Сакуру к себе в сердце, как она пустила его в своё. Рецу оказывала им неоценимую помощь, покрывая их и передавая послания.
Её еле слышные шаги шаги и прервали их уединение.
— Второй принц, третий и четвёртый принцы устроили беспорядок.
Улькиорра сделался недоволен и холоден, но слегка сжал руку Сакуры на прощание и бесшумно вышел, и она знала, что надолго.
Из всех принцев третий вызывал в Сакуре худшие ощущения. Она почти никогда с ним не пересекалась и лишь перебросилась парой дежурных приветствий, но скользкий взгляд его узких глаз, неприятная ухмылка длинного рта, высокомерие и пренебрежение дали понять, насколько принц испорчен, насколько извращён его разум и насколько он алчет власти. Рецу поделилась с ней опасными слухами о том, что он пытался однажды убить вторую принцессу Неллиэл – то ли из зависти, то ли из ревности, и ещё можно было поспорить, кого к кому.
Четвёртый принц был груб, непочтителен, всегда сначала делал и никогда не задавал вопросов. Больше всего он вздорил именно со вторым принцем, полной его противоположностью. Сакура привыкла к грубости и неуважению, она и сама могла иногда быть такой, но старалась исправиться, а принц с яркими голубыми волосами был словно варвар на своей родине. Однако с ним душе было спокойнее, чем с коварным третьим – тот жил в тени и действовал грязно, принц Гриммджоу же был более открыт и честен. Они с Сакурой даже поговорили неслько раз. Он держал руки в карманах, звал её фамильярно по имени и «женщиной» и, в свою очередь, отзывался лишь на своё имя.
Ни к кому из братьев Улькиорра не испытывал любви или даже простой привязанности, видимо, из-за того, что все они были от разных матерей. Но он и не ненавидел никого из родственников. С первым принцем они были похожи меланхоличностью, первая принцесса была тверда и похожа на него непритязательностью, третий принц в его речи никогда не фигурировал, четвёртый вызывал лишь раздражение, вторую принцессу и эксцентричного – со слов прислуги – пятого принца Сакура никогда не видела.
Улькиорра не говорил ни о ком из них, и ей не нужно было их в своей жизни... Однако что ей было делать? Сакура носила ребёнка принца. Должна ли она была остаться в чужой стране и обречь его на жизнь незаконнорождённого и ненависть королевской семьи? Вариант страшный. Этот она не рассматривала. Она хотела вернуться домой и вырастить дитя в любви. Но тогда Улькиорра вновь останется один, а ребёнок потеряет отца.
Рецу налила чай, и Сакура смотрела в чашку так, словно просила у янтарной жидкости ответов.
Ками, что же ей делать? Что бы сделала на её месте Тсунаде? Что бы сделал Наруто?
Утро двадцатого декабря было сухим и морозным, на подоконниках ютились тонкие пушистые ленточки из снежинок. Сакура смотрела на них и пока смотрела, почувствовала, как дитя чем-то обеспокоилось и заторопилось, хотя его мать не была готова. Сакура достучалась до Рецу за стеной и наложила на комнату столько печатей, что не было бы слышно даже крика объединённой армии шиноби. А дитя всё билось, билось в мир, словно бы хотело увидеть именно эти тонкие ленточки снега на подоконнике.
Придя в себя, Сакура заметила запах. Знакомый густой и жирный запах грязной женской крови, потной затхлости и прочих жидкостей, дешёвой помады и старости размешался с прохладным воздухом, который тонкими нитями щекотал ноздри.
Рецу запеленала младенца и отдала его матери. Маленькое, идеальное, чистое существо еле шевелилось во сне, и Сакура заплакала. Рецу поправила одеяло вокруг молодой матери.
— Где же ваша улыбка, Сакура-сан?
— Боится, что нашего сына запрут под замок и ему придётся бороться за место в этой клетке.
Рецу лишь улыбнулась.
— Второй принц любит вас, иначе не открыл бы своё сердце во второй раз. Он не станет запирать вас, как однажды была заперта Орихиме и уж тем паче не захочет подобной участи для вас и своего единственного ребёнка. Вы ведь не из этих мест, Сакура-сан. Вы вольны уйти, куда угодно, и подарить вашему сыну счастье и свободу. Вы стали матерью, разве это не прекрасно? Улыбайтесь. Улыбаются победители.
Сакура дивилась, откуда у неё такая философия. Она знала лишь, что о победителях говорят лишь воины, в Рецу не было королевского достоинства, а в её улыбке – и толики нежной доброжелательности. Да, теперь, когда Сакура стала матерью и искала везде опасность для своего ребёнка, она разглядела то, что должна была увидеть в первую же их встречу: Унохана Рецу двигалась так, как двигаются бессердечные убийцы.
— Похож на тебя, — сказал Улькиорра, рассмотрев сына. Он совсем не знал, как положено вести себя родителю. — Он несёт в себе королевскую кровь.
Сердце Сакуры упало, сразу же сделав свои выводы.
— Ты хочешь рассказать о нём? Ты что, считаешь, что он должен вырасти здесь и быть номером в списке претендентов на трон? Или же быть на всю жизнь заклеймённым бастардом..!!
— У меня на трон нет ровно никаких притязаний.
— Я не хочу, чтобы он жил тут! Хочу, чтобы он был счастливым... Я боюсь, что здесь он... Улькиорра, он..!
— И я тоже этого хочу, — тихо сказал молодой отец. Сакура вскинула на него полные слёз глаза, он взял её руку в свою и привлёк её к своему сердцу. Второй принц смотрел на женщину, подарившую ему жизнь, неуверенно. — Это ведь правильно.
Сакура горячо поцеловала его, вложила всю любовь и нежность и прошептала:
— Это не неправильно – желать кому-то счастья, Улькиорра. Это и есть ответ.
Тот кивнул и крепко обнял её.
Сакура скоро поправилась, Тоуширо жадно пил молоко и много спал, нагоняя дополнительные недели внутри материнской утробы, которых он не пожелал ждать. Однако он был здоров, и для обоих родителей это было главным. Мальчик радостно хватал крошечными пальчиками длинные отцовские, имея над принцем полную власть. Сакура давала им много времени и украдкой смахивала соль с глаз.
Тоуширо был месяц, когда она сказала королю, что её задача выполнена, и тот верил, сладко улыбаясь. Второй принц был стабилен, и медику пришла пора возвращаться домой. Тайное свидание с ним было полным. Они видели друг друга, вполне вероятно, в самый последний раз. Сакура подарила ему поцелуй, много слов и касаний, и он на прощание впечатал её ладонь на своём сердце и внимательно посмотрел на сына, прежде чем поцеловать Сакуру в последний раз. Она решилась, скрыла под гендзюцу невинно спящего Тоуширо, деньги и памятные вещицы и покинула печальную страну, чтобы больше никогда в неё не вернуться. Сердце скрипело.
Рецу улыбалась из окна и молча прощалась с той, которая почти успела стать ей искуплением, но настоящее ждало её в чужих руках.
@темы: Naruto, Dat crosssova, bruh, «Дорога в извне», Bleach